Фандом: ориджинал.
Рейтинг: NC-21.
Тип: слеш.
Пейринг: Дима/Ян.
Жанр: детектив, романс, философия, повседневность.
Размер: макси.
Статус: в процессе.
Саммари: В восемь лет я впервые побывал в костлявых лапах Смерти. В семнадцать лет решил отомстить тем, кто маленькому мне устроил тот Ад. Ничто не мешало мне убивать одну марионетку за другой до тех пор, пока по случайному стечению обстоятельств я не поцеловал собственного учителя истории. Вот тут и начались проблемы...
О героях можно прочесть тут: информация и внешность главных героев.
Chapter 1. Враг, словно призрак без лица.
Chapter 2. Дотянуться до звезды.
Chapter 3. Небо выбрало нас.
Chapter 4. Убийца и злой хозяин в мире ночном
Ты помнишь? Давным-давно
Я жил как во сне легко
Но раненый кем-то волк
Вонзил мне клыки в плечо...
И я стал таким как он
Невидимым ясным днем
Убийца и злой хозяин в мире ночном.
АРИЯ "Зверь".
Я жил как во сне легко
Но раненый кем-то волк
Вонзил мне клыки в плечо...
И я стал таким как он
Невидимым ясным днем
Убийца и злой хозяин в мире ночном.
АРИЯ "Зверь".
Глава 4. Убийца и злой хозяин в мире ночном.
Большинство фонарей в городе уже не горит: какие-то разбили пьяные прохожие и вандалы, какие-то перегорели, какие-то были отключены в целях экономии энергии. Циферблат электронных часов показывает половину второго ночи. Практически невесомый ветерок еще пытается лохматить кроны порыжевших к осени деревьев, но даже ему вскоре становится скучно. Едва различимый среди неоновых вывесок диск луны лениво наблюдает с высоты за своими угодьями, подобно охраннику, который бродит по уснувшему торговому центру.
Неслышно ступаю по едва различимой при свете одного фонаря дорожке, ведущей к закрытым дверям в подъезды жилого комплекса. Гравий при каждом шаге порывается зашуршать под ногами, выдав бдительным охранникам этой территории мое присутствие. Предатель. Домофон подмигивает зеленым огоньком, стоит мне ступить на первую из пяти ступенек, что ведут к третьему подъезду.
- Сами для себя баррикады строят? - шепотом усмехаюсь я, доставая из заднего кармана прибор, способный считать необходимый набор клавиш, чтобы открыть дверь. Она не проблема для тех, кто действительно хочет попасть внутрь. Даже мне такое под силу, что уж говорить о тех, кто всю жизнь этим занимается. - Богатые глупцы!
Запасная лестница, на которой нет ни одной камеры наблюдения, находится прямо следом за лифтом, скрытая от любопытных лиц дверью с табличкой: "Посторонним вход воспрещен. Для персонала". Для полотерок что ли? Какой персонал может быть в жилом доме? Быстро поднимаюсь по ступенькам, периодически перескакивая сразу через несколько.
На девятом этаже свет не горит, даже лампочка над дверями лифта не освещает площадку перед собой. Значит, свет включается автоматически, стоит створкам лифта распахнуться. Тем проще, видеонаблюдение тоже отключено. Оглядываю площадку этажа. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому номера квартир вижу без труда.
Бесшумно приседаю на корточки возле нужной мне двери - на ней стоит самый обычный замок, который можно открыть даже ногтем, если постараться. Достать из кармана связку отмычек и найти среди них нужную - дело одной минуты. Обычно гораздо сложнее подцепить собачку замка, чтобы сдвинуть ее в сторону. Пара секунд, и дверь открывается, приглашая меня зайти. Длинный темный коридор встречает звенящей тишиной. Даже в темноте можно разглядеть следы множества ног - полиция, как и всегда чистоплотна и необыкновенно аккуратна. Сарказм. Рука тянется к выключателю, но вовремя вспоминаю, что этого делать нельзя - будет странно, если в квартире мертвеца вдруг зажжется свет.
Нужная мне комната находится в самом конце коридора, вот теперь стоит быть внимательным. Место, где лежал труп, очерчено мелом, а положение смертельной раны на теле видно и так - кровь с пола еще не стерли. Теперь стекло: по идее, маленькое отверстие, оставленное пулей, должно находиться на уровне моего плеча. Это если стреляли действительно из соседнего здания. Пробоина находится быстро - она на уровне моего лба. Странно. Стягиваю перчатку и провожу кончиком указательного пальца по трещине. Она острая внешне и гладкая внутри: словно пуля была пущена из комнаты в стену соседнего дома, а не наоборот.
- Два выстрела, жаль, что трупа нет, - шепчу сам себе, надевая перчатку обратно. Гнетущая тишина давит, невидимым липким туманом оплетая мое тело и вызывая одно лишь желание: покинуть квартиру. - Не определить, какой выстрел был первым.
Оглядываю комнату еще раз, ища взглядом хоть какую-нибудь зацепку. Это явно не киллер, который убивает по заказу: они с двойными выстрелами не изощряются. Да и зачем убийце была нужна записка, адресованная мне? Тут либо одиночка, либо кто-то из спецагентов. Свои или чужие? Неважно. Нужна подпись.
Первые капли дождя ударяют в оконное стекло. Вздрагиваю, как от удара кнутом по оголенной коже. Подсказка была и у меня, и у следователей прямо под носом. Стекло. Несколько шагов, и я горячим выдохом заставляю его поверхность под трещинами покрыться запотевшей корочкой. Детский фокус: подышал на стекло, когда оно запотело, рисуешь на нем и ждешь, пока картинка исчезнет. Буквы чужого имени медленно проступают на оконном стекле...
- Значит, вот кто опережает меня, - хрипловатый голос за спиной заставляет вздрогнуть. Почему я не слышал звука шагов? Вот так, стоя лицом к окну, не определишь ни возраста, ни комплекции киллера. Таким голосом может говорить и юнец, и мужчина, и старик. - Убийца, ненавидящий кровь.
- Вик? - сжимаю пальцы в кулаки. В одном этот нежданный гость прав: я ненавижу кровь. Именно поэтому мое оружие - яд. В отличие от большинства спецагентов, я стал убийцей из-за мести и не убил ни одного человека, кто не имел отношения к моему отцу и случаю на полигоне. - Ну, и что тебе нужно от меня?
- Ответы, - по звукам, доносящимся из-за спины, понимаю, что он сел в кресло у письменного стола. Еще один шорох: он кладет ноги на столешницу. Считает, что ему нечего опасаться? Глупец. Змея опасна даже без яда. - Ты не так глуп, как я думал. Загадку с выстрелом разгадал быстро. Да и за запиской резво прискакал, жаль даже разочаровывать: она была от меня.
- Много болтать, вредно, - все также стою к нему спиной. Он удачно сел: его отражение в окне мой лучший союзник. Его мнимая самоуверенность мне на руку. Главное, потянуть время. - Три вопроса. Три ответа.
- Так скоро смерти захотел? - Вик смеется, полностью уверенный в своей власти надо мной. Он либо одиночка, не принадлежащий ни к одной из структур; либо идиот, который не умеет чисто выполнять задания. - Пойду тебе навстречу. Зачем ты уничтожаешь старый состав "Черной Лилии"?
- Месть за тех, кто мертв по их вине, - ответ почти правдив. Вторая причина - мне их заказали, но об этом Вику знать не обязательно. Делаю шаг назад. Так хуже видно киллера, зато я на один метр к нему ближе. - Два вопроса.
- Змейка не боится смерти, раз сама ползет к ней навстречу, - глумится Вик, комментируя второй мой шаг назад. Где его учили? Я убиваю руками, почему он сверлит взглядом мои плечи? Нет, пропеллера там не вырастет, и я не воспарю, как Карлсон. - Зачем ты ищешь Дока?
- Под венец позвать собираюсь! - хмыкаю, с трудом различая в отражении изумленное лицо киллера. Ха! Еще один шаг, и он больше не видит моих рук. Край стола надежно скрывает их от него. Искусственные когти рвут тряпичную ткань перчаток. Почти как Росомаха, только бессмертия нет. - Один вопрос.
- Один твой ответ, и ты труп, - Вик посмеивается, беря со стола пистолет и снимая его с предохранителя. Делаю еще один шаг: теперь все зависит от того, кто будет быстрее. Один мой ответ, и это исход поединка. Он цепляет к стволу глушитель. - За кого ты мстишь?
- А это так важно? - медленно оборачиваюсь к нему, стараясь не делать резких движений. Мне бояться нечего, лица моего он не увидит: на мне черная маска в половину лица и ворот черной водолазки закрывает губы. - За отца и мать.
- Я тоже, - продолжает играться Вик. На нем обычная белая рубашка и джинсы: немногим старше меня, похоже. У него темно-синие глаза, грустные-грустные. Или это обман света и тени? В темноте видно плохо. Нос и губы киллера скрыты под черной тканью шарфа. - Этот сукин сын убил моего отца, чтобы спасти отпрыска Долгова!
- Что? - удивлению моему нет предела. Как тесен мир, однако! Значит, верхи не врали, говоря, что Док не просто исполнитель, а ключевая фигура? Вот теперь мне точно нужно быть быстрее, чем этот Вик. С каждой новой жертвой понимаю, что затеянная Доком игра гораздо сложнее, чем, кажется на первый взгляд. Хуже то, что за ним начали охоту сейчас, когда у меня осталось лишь три жертвы.
- Удивлен? - усмехается киллер. Интересно, будет ли он столь предсказуем, что предложит нам вместе идти по следу Дока. - Я тоже. Мы все гадаем, почему он предал старую структуру и спас жизни семейства нашего врага.
- Так ты от старого сброда? - презрительно кривлю губы. Не предложил, даже обидно немного. Зато проясняется многое другое. Теперь понятно, почему он так легко проник в квартиру, но допустил столько ошибок. Резко толкаю стол на него. Нельзя дать ему уйти отсюда живым.
- Долго же ты соображал! - Вик в последний момент успевает предотвратить падение стола, подхватывая его с другой стороны. Этого достаточно: он опустил пистолет.
Запрыгиваю на стол, пока он не успел опрокинуть его в мою сторону. Вик отпрыгивает в сторону, пятясь назад в темноту коридора. Я снова на прицеле. Похоже на ту зимнюю ночь, когда его отец целился в меня. Только тогда я не мог защититься, а сейчас да. У него пистолет, у меня скорость и ядовитые когти на руках.
Первые два выстрела приходятся в стену и окно: меня на столе уже нет. Тьма, сгустившаяся в коридоре мне только на руку - ему труднее меня разглядеть. Я совсем рядом с ним, черный Вальтер упирается в плечо. На секунду опоздал. Боль, острая как игла, пронзает левую руку. Пуля не прошла на вылет, застряв в плечевых тканях.
- Не ожидал, Змей? - голос холоден. Чувствую, что Вику хочется закричать от пьянящего вкуса победы надо мной. Если не думать о ранение и не двигать рукой, то боли почти нет. Только что-то мокрое пропитывает ткань водолазки. Глаза киллера полны ненависти, и только где-то на дне плещется грусть. - Я быстрее и хитрее тебя. Но, так и быть, я обещаю, что передам Доку, что ты его под венец позвать хотел. А теперь прощай, земноводное!
- Рано радуешься, - через силу улыбаюсь, вонзая в живот Вика когти левой руки. Вспышка боли такая, что на доли секунды перед глазами пляшут разноцветные точки, и я забываю, как дышать. В тишине хорошо слышен треск разрываемой ткани рубашки и хлюпанье плоти, которую в трех местах прорезали остро заточенные ножи. Здоровой рукой отпихиваю от себя тело, меня мутит. Пошатываюсь, перешагивая через Вика. Он тяжело дышит, практически парализованный моим ядом. На когтях тот сорт яда, который действует мгновенно. Бросаю рядом с ним ампулу: противоядие. В мои планы не входило его убийство, пусть будет призрачный шанс на спасение у него. - Ты рано снял меня со счетов. Я опасен даже мертвый.
***
Коттеджи, построенные на берегу Москва реки, образуют небольшой частный сектор. Дома в этом месте могут позволить себе только зажиточные и богатые люди, разжившиеся деньгами, как на законных основаниях, так и путем грабежей. Попасть на территорию и найти нужный коттедж не составляет никаких проблем. Разносчикам пиццы всегда доверяют.
- Парень, ты что задумал? - высокий худосочный мужчина сидит в высоком кожаном кресле за своим рабочим столом. Периодически он протирает лысину носовым платком, который сейчас лежит под правой рукой. Его поросячьи глазки быстро моргают: он напуган. С каждой минутой ему становится все труднее дышать. - Откуда у тебя этот яд?
- Удивлены, что кто-то помимо Вас разбирается в ядах? - темноволосый парень с интересом наблюдает за тем, как действует смертельное лекарство. Это его первое задание, и это первый раз, когда ему приходится убивать. Яна мутит, тошнота с каждым разом все сильнее подкатывает к горлу. - Когда я сказал, что не хочу пачкать свои руки кровью, мне предложили Ваши изобретения.
- Зачем тебе все это? - мужчина пытается дышать ровно и не паниковать. С каждым вдохом это получается все хуже. Легкие сокращаются все быстрее, не принимая в себя нужную долю кислорода. - Они не отпустят тебя просто так!
- Думаете, что я так глуп, что не знаю, во что влез? Ошибаетесь. Я знаю, чем кончится эта игра для меня, и я готов к этому. Не стоит давить на меня, - холодная, лишенная всяких эмоций улыбка появляется на лице Долгова. Сердце бешено колотится в груди, сжимаясь от страха. Еще не поздно отступить, но что-то удерживает от этого. Заключенная сделка с самим собой сильнее, чем любой контракт, пусть даже который подписан кровью. Бумагу можно обмануть, совесть - никогда. - Где Док? Скажите мне, кто он, и я, быть может, сохраню вашу жизнь.
- Док? - растерянно повторяет мужчина. Седые брови сходятся на переносице: живой мертвец думает. Приступ кашля неожиданен. Он чуть не задыхается от него, но сидящему напротив него парню плевать. Мужчина хватает со стола бокал с водой, в надежде унять приступ. Кашель ненадолго отступает. - Где он, не знаю. Об этом никто не знает. Десять лет назад он предал нас, впрочем, кто знает. Его пытался убить наш же агент. Знаю, что звали его Кириллом.
- Этого мало! - Ян едва верит своему счастью. Первая жертва, а он уже знает имя того, кого искал эти десять лет. Но этого недостаточно, нужно что-то еще. Фамилия? Ее можно сменить. - Вы же старые лидеры! Неужели ничего не знаете об исполнители ваших преступлений?!
- Ты думаешь, что Кир простой исполнитель? - старик пытается засмеяться, но воздуха совсем нет. Следующая фраза едва слышна. - Он тот, кто всю эту кашу заварил...
- Серый кардинал? - удивленно шепчет Ян, вставая со своего места и подходя к мужчине. Тот уже с трудом говорит и его плохо слышно. Ему осталось жить каких-то три минуты. - Я даю Вам три капли противоядия, это пятнадцать минут жизни. За это время Вы мне рассказываете все, что знаете.
Мужчина кивает, сил на большее просто нет. Кажется, что ответь: "Да", и все, воздуха больше вдохнуть не сможешь. Его трясет: он только однажды видел еще более хладнокровного убийцу, но того уже нет. Десять лет назад он исчез. Исчез вместе с секретными кодами. Полторы минуты, которые ему кажутся вечностью, и его губ касается первая живительная капля. Дышать становится легче, только сердце стучит по-прежнему быстро.
- Кириллу тогда было около восемнадцати-девятнадцати лет. Он пришел в нашу организацию со стороны, но быстро втерся в доверие к Григорию Анатольевичу. Когда нам потребовалось заполучить коды ракетной установки твоего отца, Кирилл сам вызвался туда пойти, - мужчина снова закашлялся. Две минуты разговора и три - кашля. У него осталось десять минут. Неужели это все? - Следом за ним был отправлен еще один агент, чистильщик. Он был должен убить семьи военных на объекте. Но ему приспичило похоронить там и Дока. Зачем, никто не знает. Однако Кирилл успел уклониться от его пули и пропасть, самая зачем-то твою жизнь.
- Как выглядел Док? - Ян сдавил рукой плечо мужчины, первый раз слыша более детальную версию произошедшего на полигоне. Не укладывалось в голове лишь то, зачем лучшему агенту понадобилось предавать систему и спасать его.
- Не знаю. Его лицо видел только Антон Григорьевич, если видел. Кир всегда ходил с черной маской на лице, - грустно улыбнулся мужчина. Часы показывали, что ему осталось жить каких-то шесть минут. - Что ты будешь делать после того, как уничтожишь Кирилла?
- Уничтожу всю вашу организацию, как старую, так и новую. А потом сам выпью яд, чтобы... - Ян запнулся, не ожидав от себя такого откровения. Он и себе не мог ответить на вопрос, что будет делать после, если останется жив.
- В Понтия Пилата поиграть решил? - мужчина снова зашелся в приступе кашля. К горлу медленно подступал удушающий ком. Еще немного, и все будет кончено.
- Да, - усмехнулся Долгов. Он получил все, что хотел. Теперь можно было выбросить и противоядие в окно: продлевать жизнь одному из пособников системы Ян был не намерен. Недавно подступающая тошнота окончательно сдалась, уступив место безразличию. Через несколько минут его мир расколется на «до» и «после» убийства, а пока он посмотрит, как убивает яд.
- Тебе нравится смотреть на то, как умирают люди? – сорокалетний мужчина сидит спиной к Яну, вглядываясь в серое небо за окном. На такой высоте уже не разглядишь ни дорогу, ни тротуар, ни пешеходов на нем: видны лишь облака и птицы, которые не бояться подниматься сюда. Голос главы организации низок, присутствует хрипотца, как если бы он прокурил горло. Возможно, так оно и есть, но это не интересует Долгова. Он лишь кивает, беззвучно отвечая на вопрос начальства. – Похвально. Мне как раз не хватает таких ребят.
- Я сказал, что не буду убивать тех, кто не имеет отношения непосредственно к полигону и моему отцу, - отрицательно качает головой Ян. В отличие от многих его не интересуют предсмертные судороги и вопли, ему не нужны деньги за совершенные им самим убийства. Единственное, что ему нужно, это выйти на Дока. А становиться шлюхой организации, берясь за любое дело, он не собирается. – Я в любой момент могу пойти в полицию…
- Значит, не присоединишься к нам? – мужчина в кресле поворачивается. Левый глаз отсутствует, вместо него черная повязка и шрам, рассекающий глазницу и берущий свое начало от середины лба и кончающийся чуть ниже скулы. Второй глаз – голубой, лишенный всяких эмоций. На миг Долгову кажется, что его просвечивают сканером. – Нет? Ну, и ладно. Я так понимаю, что тебя интересует лишь одно задание? Оно твое.
- Спасибо, - Ян коротко кивает, разворачиваясь к мужчине спиной и выходя из кабинета. Трудно не дрожать и не показывать вида, что боишься. Дашь повод, и тебя съедят, не дав и слова сказать в свою защиту.
- Но, как ты понимаешь, ни на какую помощь с нашей стороны ты можешь не рассчитывать. Единственное, что мы будем делать регулярно – это поставлять тебе имена и адреса жертв. Медицинская и психологическая помощь – это решай как-нибудь сам, - мужчина снова возвращается к прерванному занятию, принимаясь с какой-то меланхолией разглядывать небо у себя за окном.
***
Левая рука почти не слушается: любое движение вызывает такую боль, словно мне разом в плечо вонзилась сотня игл. Кровь, которую удалось остановить лишь в салоне черного внедорожника, пропитала всю переднюю сторону водолазки. Кажется, что она успела затечь даже под пояс черных брюк, пока я бежал вниз по служебной лестнице.
Завести джип удается лишь с третьей, если не с четвертой попытки. Еле удерживая левой рукой руль, вывожу машину на основную магистраль, переключая скорости и выжимая из педали газа всю ее мощь. Сейчас автомобилей на дороге почти нет, поэтому гнать можно практически на любой скорости. Удовлетворенно перехватываю руль правой рукой, когда стрелка замирает на скорости двести восемьдесят километров в час. Чем быстрее я буду дома, тем легче смогу вытащить пулю из плеча.
Минуты, проведенные в дороге, тянуться подобно вечности. Левое плечо не чувствую совсем, знаю одно: рана снова открылась, а кровь заливает грудь. С каждым кварталом, который остается позади, становится все труднее убеждать себя гнать джип в кромешную тьму дворов. Хочется затормозить, заглушить мотор и отключиться. Закрыть глаза и провалиться в сон. Нельзя. Нельзя закрывать глаз, еще два двора, и я дома.
Облегченно выдыхаю, когда двери лифта распахиваются передо мной, позволяя убраться с подземной стоянки к себе в квартиру. Сажусь прямо на пол кабины, с замиранием сердца глядя на то, как медленно лифт ползет на двадцать первый этаж, ознаменуя каждый новый этаж тихим звоночком. С трудом нахожу в себе силы, чтобы подняться, когда лифт беззвучно распахивает свои створки на моей площадке. Несколько шагов, и я правым плечом подпираю стену у своей двери, пытаясь ключом попасть в замочную скважину. Стоит попасть в квартиру, как включаю свет во всех комнатах: так легче. Ощущение, что все хорошо, и ты защищен.
Кое-как разувшись, бреду в ванну, на ходу забирая с комода мобильный телефон. Индикатор подмигивает несколько раз, беззвучно сообщая мне, что у меня как минимум один пропущенный вызов. Потом посмотрю, это Темка. Ботинки летят в разные стороны, у меня нет сил, чтобы их поставить ровно на коврик у двери. Гораздо важнее попасть в ванную комнату. Нужно достать пулю. А потом позвонить Артему, чтобы перебинтовал и дотащил до кровати…
Вытаскиваю из шкафчика под раковиной сразу несколько жгутов, чтобы перевязать руку и сохранить часть про запас, если что-то пойдет не так. Пулей прошита верхняя часть плечевой кости, следовательно, перевязывать надо ниже раны, среднюю часть плеча. Получается не с первой попытки, но когда кровь перестает сочиться из раны, осторожно подцепляю ткань водолазки в том месте, где дыра от пули в одежде, разрезая ее. Снова накатывает тошнота, удушливым комом скапливаясь у горла. Не могу смотреть на кровь. Нож и пинцет находятся тут же, рядом со жгутами. Мне становится еще хуже, как только я понимаю, что сейчас придется надрезать рану и пинцетом вытаскивать оттуда пулю. И не с закрытыми глазами это делать, а в отражении зеркала смотреть, чтобы случайно не зацепить кровеносный сосуд или не перерезать сухожилие. Кровь течет темно-бордовая, практически черная. Венозная. Значит, повязку наложил правильно, под рану, а не выше ее.
Зажимаю зубами второй жгут. Знаю, что сейчас будет больно. Больнее, чем было все это время. Глубоко вздохнув, надрезаю края раны по бокам. Боль невыносима, хочется орать, но из последних сил сжимаю зубами жгут, чтобы не выпал. Это отвлекает. Кое-как прикладываю проспиртованную салфетку к ране, собирая вытекшую кровь. Приходиться делать это наощупь потому, что меня начинает мутить. Тошнота снова подкатывает к горлу, и хочется закрыть глаза. Нащупываю пинцет. Стираю, разглядывая края раны, чтобы понять, как срезать уже зараженные ткани. Вовремя вспоминаю, что нужно резать не по кругу, а по ходу волокон. Делаю первый срез, первый раз молясь Богу, чтобы верно определил волокна у себя на плече, а не принял их за что-то еще. Теперь уже никуда не деться, надо смотреть в зеркало: в отражение видна рана, а, соответственно, и пуля. Пинцет осторожно погружается в рану, практически тут же задевая покатое маленькое ядрышко. Совсем плохо, рвотные позывы едва удается сдерживать, пытаюсь подцепить пулю ножками пинцета. Еле дышу, когда пуля падает на дно раковины, несколько раз звякнув о ее стенки. Вот и все. Медленно оседаю на кафельный пол. Вся комната забрызгана кровью. С трудом вериться, что после такой ее потери, я еще в сознании. Сил не хватает, чтобы промыть рану.
Еле-еле вытаскиваю телефон из кармана, двигаться совсем не хочется. Первый раз ненавижу сенсорный экран, приходится открыть глаза, чтобы найти зеленую клавишу вызова. Верхний номер, вызов, несколько долгих гудков:
- Приезжай…
Закрываю глаза, отбрасывая трубку в сторону. Все, пусть Темка орет и ругается, выспрашивая у меня, зачем он мне понадобился в середине ночи, когда все нормальные люди уже спят и видят одиннадцатый сон. Растягиваюсь на полу, через силу правой рукой распуская жгуты. Больше двух часов нельзя перетягивать вены, опасно. Наощупь нахожу еще одну проспиртованную салфетку и прикладываю ее к ране, пытаясь таким образом остановить кровотечение.
Мыслей в голове совсем нет. Кажется, что я вообще не на полу ванной комнаты лежу, а плыву на волнах. Вот легкое покачивание, вот дуновение морского бриза, вот солнечные лучи скользят по моей груди, оставляя свои метки – загар. Совсем не хочется открывать глаза, чтобы обнаружить над собой белоснежный потолок и несколько маленьких лапочек, вделанных в него. Холодно…
Хлопок входной двери. Быстро Артем примчался. Интересно, сколько он пообещал ночному бомбиле, чтобы тот домчал его в такие сроки. Слышу, как он разувается и сбрасывает на пол или тумбочку куртку. Шаги, он идет к ванной комнате…
- Долгов, ты совсем ебанулся? – жмурюсь и широко распахиваю глаза. Это не голос Темки. И не его реакция. Он уже однажды помогал мне в похожей ситуации, но тогда он не спрашивал ничего. Он вообще тогда меня три дня игнорировал, обзывая кретином. Ну, да, наплел я ему тогда, что на гвоздь в заборе напоролся. Романов поверил. – Какого хера ты решил с собой покончить?
- Не ори…те, - вяло огрызаюсь я, медленно садясь на полу. Смотрю на руку, салфетка уже вся мокрая, но кровь, похоже, прекратилась. Хоть все еще и плывет перед глазами, но уже нет той лени, которая была всего лишь мгновение назад. Я не собираюсь быть слабым перед ним. Какого черта он вообще тут делает, где Артем? – Если пришли поорать, то сейчас у меня не приемные часы. Видите, занят я.
- Долгов! – Дмитрий Олегович садится рядом на корточки, протягивая руку и рывком хватая меня за подбородок, разворачивает лицом к себе. Шиплю от боли и от того, как потемнело перед глазами. Вот уж только его мне сейчас только не хватало. – Что у тебя с плечом?
- С деревом, блять, в темноте поздоровался! – здоровой рукой бью его по пальцам, отворачиваясь и ища в шкафчике под раковиной медицинскую иглу и нитки. Темка мне еще с прошлого раза пропитал и нить, и иглу в водке, после чего убрал в медицинский пенал. Сейчас это очень кстати. Конечно, десять-пятнадцать минут я подождать могу, пока это все стерилизуется. Но зачем, когда есть уже все готовое? – Дмитрий Олегович, вы либо помогите мне, либо валите на хуй. Мне не до Вас и вашего мозгоебства.
Кирсанов ничего не говорит, лишь встает и выходит из ванной. Через некоторое время слышу, как открылся холодильник, и Дмитрий Олегович чем-то загремел. Остудиться, что ли решил? В раковине на кухне полилась вода, а затем запахло водкой. Дверь в ванну снова хлопнула.
- Говори, как зашивать и заодно держи спирт у меня перед носом: мне плохо от вида твоей крови, Долгов, - как-то очень спокойно, словно отстраненно, говорит историк и присаживается рядом со мной на пол. Немного поворачиваюсь, упираясь спиной в стенку ванной. Даже от этого движения начинает кружиться голова. Замираю, чувствуя, как нежные подушечки пальцев учителя касаются моего плеча. Он гладит рваные края раны, стирая запекшуюся кровь. Как приятно. – Балдеть прекращай, придурок.
- Вот, - сую ему под нос проспиртованную салфетку. Вы просили держать спирт, чтобы отрезвлять сознание, пожалуйста, я буду столь любезен. Он перехватывает мою руку и, чему-то улыбнувшись, стирает этой самой салфеткой остатки засохшей крови около раны. Морщусь, когда спирт попадает в нее саму. – В пенале лежит игла и нитки. Темка уже загнул иглу, как надо. Да и нитки нарезал. Поэтому, все, что надо сделать Вам, это сшить края раны. Но так сшить, чтобы отступ от краев был по два-три сантиметра. В идеале, конечно, лучше пять-семь…
Хочу еще что-то сказать, но кончик иглы уже подцепляет кожу вначале с одной, а потом и с другой стороны раны. Шиплю, несколько от боли, сколько от того, что эта скотина меня не предупредила. Вздрагиваю, когда чувствую, как шелковая нить проскальзывает следом за ушком иглы в образовавшиеся отверстия. Дмитрий Олегович предусмотрительно хватает самый кончик нитки пальцами и прижимает его к моей руке. Нитка остается в теле. Еще два прокола и еще одна петелька. Протягиваю Кирсанову еще одну салфетку. Даже из под полуприкрытых ресницами и растрепавшейся челкой глаз вижу, что он бледнее смерти. К тому же, из порезов, оставленных иголкой, тоже появляются бисеринки крови. Историк качает головой и делает финальный штрих, связывает кончики нитки в узелок.
- Знаешь, что, Долгов? – Дмитрий Олегович встает и, не обращая внимания на меня, включает в раковине воду. Он вначале моет руки, затем ополаскивает лицо. Фраза так и не окончена. Пока он успокаивает себя всеми этими водными процедурами, я вытаскиваю из аптечки широкий спортивный пластырь, каким спортсмены обычно заклеивают мозоли на лодыжках и пятках, и леплю его поверх шва. Вот, теперь все. Осталось только добраться до кровати. – Тебе бы в душ не помешало сходить, воняешь кровью и еще чем-то хуже свиньи…
- Что? – удивленно запрокидываю голову и поднимаю на него взгляд. Улыбается, сука! Вот, честное слово, врезал бы ему, чтобы не глумился: надо только встать. Больной рукой хватаюсь за его штанину, здоровой – за бортик ванны. Теперь нужно немного подтянуться на руках и встать на ноги. Они почти не держат, да и голова снова кружится. Кирсанов заботливо подхватывает меня, придерживая за талию и грудь, чтобы я не полетел носом вниз. – Я сам вымоюсь!
- Не утонешь, горе-Циклоп? – жарко шепчет историк на ухо. Или это просто я так сильно промерз, пока лежал на холодном кафеле. Еле-еле мотаю головой: если говорить, то голос дрогнет, выдав, насколько я слаб. А я не хочу. Хочу только, чтобы он ушел. Меня и так всего трясет от его прикосновений, да и картинка комнаты куда-то проплывает перед глазами. – Нет, Ян. Храбрись, сколько хочешь, но я тебя помою. Ты сознание при каждом движении готов потерять. Хватит.
Что-то пытаюсь мычать, когда он прислоняет меня спиной к стене и разрывает бесполезную теперь водолазку на несколько частей, освобождая меня от нее. На несколько секунд он замирает, видимо любуется засохшей кровью у меня на груди. Сам я смотреть на все это не хочу, отворачиваюсь и гипнотизирую взглядом душ. Невольно втягиваю живот, когда он быстро расстегивает ремень, пояс моих брюк и тянет замочек молнии вниз. Я даже благодарен ему, что он боксеры стягивает вместе со штанами: еще раз я ноги бы оторвать поочередно от пола не смог.
Холодные струи душа ударяют мне по спине. Шиплю. Сил стоять самому почти нет. Поэтому, без зазрения, совести висну на Кирсанове, раз уж тот следом за мной забрался в ванну. Он гладит меня по спине, смывая весь страх и липкий пот. Темка обо мне так в прошлый раз не заботился: зашил рану, да до кровати дотащил. Спасибо, что раздел до трусов хоть.
- Развернись, надо бы твою кровавую татуировку смыть, - шепчет мне на ухо Дмитрий Олегович. Улыбаюсь, прижимаясь спиной к его груди. Так стоять даже удобнее. Кладу голову ему на плечо, позволяя его ладоням скользить по моей груди, стирая остатки кровавого пиршества с нее. У меня сейчас нет ни сил, ни настроения переживать о том, что мы оба голые в душе, что он, не стесняясь, гладит меня везде. Я смирился, пусть делает со мной все, что захочет. Если после душа он решит меня накормить, не удивлюсь.
Недовольно мычу, когда он, придерживая меня одной рукой, второй берет полотенце, принимаясь обтирать меня. Открываю глаза, наблюдая затем, как он вытирается сам. Единственное, что я сейчас могу запомнить, так это то, что у него от влажности начинают виться волосы.
- Спасибо Вам, - вяло улыбаюсь, при помощи Кирсанова выбираясь из ванной и босыми ногами шлепая по коридору в сторону спальни. Сейчас я даже рад, что мы с ним с утра решили не застилать кровать: не надо ждать, пока он разберет ее теперь; можно сразу повалиться на постель и задремать.
- За такое не благодарят, Долгов, - Дмитрий Олегович целует меня в висок и отходит в сторону, накрывая одеялом. Обо мне так давно никто не заботился. Странно, но я впервые в жизни чувствую себя по-настоящему кому-то нужным. И это ощущение безопасности. Неужели оно тоже исходит от него? – И почему ты снова перешел на «Вы»?
- Привычка, это опасная вещь, - переворачиваюсь на спину, чтобы иметь возможность наблюдать, как историк обходит кровать и ложится с другого края, тут же заныривая под одеяло. Черт, Темка прав. Это странно, что я второй уже раз пускаю его в свою постель. Это при том, что я вообще никому не разрешаю остаться и ночевать даже в гостевой спальни!
- Просто не давай чему-то стать привычным, тогда оно потеряет свое великолепие, - тихо говорит Кирсанов, обнимая меня и осторожно поглаживая пальцами пластырь на плече. Приятно. – Что случилось на самом деле, Ян?
- Твою мать, - недовольно смотрю на него. Нет, ну вот умеет испортить все. Я только засыпать начал! Допрыгается, что выгоню его из постели. – Я же сказал, что напоролся на дерево в темноте, а потом попытался дома обеззаразить рану, но разбередил ее края еще больше…
- Как можно было не заметить дерева?! – еще какое-то время сомневается Кирсанов в правдивости моих слов, а потом успокаивается. Все нормальные люди готовы поверить самым абсурдным причинам ранения, лишь бы не услышать того, что в мире действительно есть убийц. Учитель улыбается, еще раз целуя меня в висок. – Ну, я же говорил, что ты циклоп. Было бы два глаза – заметил бы дерево.
Глупо улыбаюсь. В этот раз я все же согласен побыть циклопом. Пусть дразнит, сколько ему хочется. Главное, что не надо говорить правду. Ему ее знать совсем не обязательно.